Внутри крепости.
В девятый раз говорит воин киче (он предстает перед правителем Хоб-Тохом):
Привет тебе, о воин! Вот я прибыл ко входу крепости обширной, к воротам
огромного дворца, где ты распространяешь тень свою и мощь на все
вокруг. Я - тот, о ком перед твоим лицом и ртом твоим моя известность
возвестила. Я - воин, я - храбрец! И мне
могучий муж, герой из Рабиналя, тот, кто является твоею доблестью и
силой, пришел, чтоб бросить вызов свой и клич военный пред ртом моим,
перед моим лицом. Сказал он мне: “Я возвестил твое присутствие перед
лицом, перед устами владыки моего, моего отца, средь стен высоких
обширной крепости”. И вот что голос моего отца, правителя, сказал:
“Введи же храбреца и воина сюда пред рот мой и мое лицо, чтоб смог я по
лицу его, губам его увидеть сколь храбр он, сколь великий воин. И
посоветуй этому герою
и храбрецу, чтоб он не сделал шума никакого иль смятенья, пусть
склонится, лицо свое опустит он, когда вступать он будет в крепость
нашу, в ворота дворца большого”. Так
сказал мне твой великий воин пред ртом моим, моим лицом. Ну что ж, вот
здесь я, храбрец и воин этот! И если должен я перед тобой склониться,
лицо свое склонить смиренно и колени, то я склонюсь лишь так: вот здесь
моя стрела, вот здесь мой щит! Вот чем твою я славу и величие разрушу!
Вот чем по твоему лицу, устам ударю! Вот чем, владыка мощный, ты
испытан будешь мною!
Произнося эти слова, он замахивается своей палицей на правителя Хоб-Тоха.
Женщина-рабыня говорит во второй раз:
Киче могучий воин, сын людей Кавека! Оставь попытку ты
свою убить владыку моего и повелителя Хоб-Тоха средь стен высоких
крепости его обширной, где мы находимся!
В десятый раз говорит воин киче:
Тогда вели мне трон мой приготовить, сиденье для меня!
Ведь только так в горах моих, моих долинах мне оказывают почести,
которых моя судьба, мое рожденье требуют!
Там у меня есть и сидение и трон! Разве я буду предоставлен ветру,
холоду оставлен?
Так говорит мой голос здесь пред ликом неба, пред лицом земли! Пусть
небо, пусть земля с тобой да будут, о вождь Хоб-Тох, владыка-старец!
В четвертый раз говорит правитель Хоб-Тох:
Киче могучий воин, сын людей Кавека! Благодарю я небо, землю я
благодарю за то, что прибыл ты сюда, внутрь стен высоких обширной
крепости, где я распространяю тень мою, мое величие, я, старец,
Хоб-Тох, владыка! Говори же, открой нам: почему ты подражал койота
жалобному крику, лисицы тявканью и крику ласки: за стенами высокими:
обширной крепости? Ты сделал это, чтобы вызвать, заставить выйти
сыновей моих прекрасных: детей моих прекрасных. Ты вызвал их за стены
высокие обширной крепости, там, в Ишимче, откуда они ходили, чтобы
отыскать, найти мне желтый мед, свежий мед, что пищею мне служит,
старцу, Хоб-Тоху, здесь, средь стен: высоких обширной крепости. И то
был, ты, никто другой, кто попытался похитить девять или десять детей
прекрасных, верных сыновей, чтоб увести их в горы и долины киче. И если
бы не доблесть моя и мужество мое, то были бы они уведены туда, и ты
срубил бы
и ствол и корень этих благородных детей и сыновей моих! Не ты ль пришел
меня похитить там, у места, что “Купальнею Тохиля” называется? И ты
схватил меня своей стрелой могучей и силой своего щита, ты заключил
меня средь стен из извести и камня, это ты меня закрыл меж четырьмя
стенами в долинах и горах киче, и там срубил бы ты мой корень и мой
ствол, в горах киче, в долинах. Но могучий, мой верный, самый-самый
храбрый из всех храбрейших, воин Рабиналя, меня из плена вырвал,
освободил стрелой своей могучей и силой своего щита! И если б не
храбрец мой и отважный воин, то ты, наверное, срубил бы ствол мой, мой
корень! Вот как он вернул меня назад, к высоким стенам обширной
крепости. И это также ты разрушил два иль три селенья, город Баламвак,
где почва из песка стенает под ногами, Калькарашах, Куну и Косибаль -
Таках-Тулуль, - вот как они зовутся! [...] Когда ж ты наконец желанья
сердца своего, решительность и дерзость обуздаешь? Прекратишь свои
дерзанья? Доколь ты будешь позволять им так управлять собой? И разве
эта дерзость и смелость не были погребены
и похоронены в Котоме, в Тикираме? Разве твои дерзания и смелость не
остались там, в Белех-Мокохе и Белех-Чумае? Ведь это мы, правители,
владыки крепостей, похоронили их там и зарыли в землю! Так вот, теперь
заплатишь ты за все свои злодейства здесь, меж небом и землею! Ты
должен здесь сказать последнее “прощай” своим горам, своим долинам!
Знай: ты здесь умрешь, да! здесь погибнешь под ликом неба, на лице
земли! С тобой да будет небо и земля, киче могучий воин, сын людей
Кавека!
В одиннадцатый раз говорит воин киче:
Хоб-Тох, владыка, перед ликом неба, пред лицом земли
прошу: прости меня! Твои слова, что ты сказал мне, справедливы! Пред
ликом неба, пред лицом земли [я говорю]: действительно, я грешен? Твой
голос здесь сказал: “Ведь - это ты заставил выйти, ты, что обманул
детей прекрасных, - сыновей: моих, ты заманил в ловушку их, когда они
искали желтый мед и свежий мед, изделье пчел, что пищею мне: служит,
старцу, Хоб-Тоху, здесь, среди стен высоких обширной крепости”. Вот что
сказал твой голос. Да! Правда, это сделал я, я согрешил из зависти, что
пожирала сердце мое. Ведь я не смог ни самой малой части здесь
захватить от этих гор прекрасных, смеющихся долин, здесь, меж землей и
небом! Твой голос молвил также: “Это ты пришел меня похитить там, у
места, что "Купальнею Тохиля" называется, там, высоко, когда туда я
прибыл, чтобы искупаться”. Так говорил твой голос. Что ж, и это верно!
Я согрешил, я сделал это также из зависти, что раздирала сердце мое. И
голос твой еще добавил: “Не ты ль разрушил два иль три селенья с
глубокими ущельями и город Баламбак, где почва из песка стенает под
ногами,
Калькарашах, Куну и Косибаль - Таках-Тулуль”, - твое сказало слово. Да,
это сделал я, я согрешил опять из зависти, что пожирала сердце мое, раз
я не смог ни самой малой части здесь захватить от этих гор прекрасных,
смеющихся долин, здесь, меж землей и небом. Твой голос молвил также:
“Знай, ты должен здесь сказать последнее "прощай"
своим горам, своим долинам, - твое сказало слово, ты здесь умрешь, ты
кончишь свою жизнь, здесь будет срублен ствол и корень твой, здесь,
между небом и землей!”
Вот что сказал твой голос. Да, нарушил я твои законы, признаю, твои
приказы перед ликом неба и пред лицом земли из зависти, что сердце
пожирала мне! Но если нужно,
чтоб умер здесь я, чтоб судьбу свою здесь встретил, то вот что голос
мой гласит перед лицом твоим, перед устами твоими: “Раз вы так богаты,
так хвалитесь своим обильем здесь, средь стен высоких вашего огромного
дворца, то попрошу я что-то с вашего стола,
от кубка вашего, напитков, что называются “иштацунун”, двенадцати
напитков, двенадцать видов яда, искрящихся и свежих, что сердце
веселят. Напитки, что вы пьете
пред сном своим средь стен высоких обширного дворца! Я попрошу мне дать
и чудеса жены твоей, матери твоей! Я их испробую тотчас же как высший
знак моей кончины, смерти моей, здесь, между небом и землей! Пусть небо
и земля с тобой да будут, Хоб-Тох, владыка!
В пятый раз говорит правитель Хоб-Тох:
Киче могучий воин, сын людей Кавека! Итак, вот что сейчас сказал твой
голос пред ликом неба, пред лицом земли: “Мне дайте вашу пишу и напитки
ваши, чтоб взял я их и я вкусил их, - твое сказало слово,- как высший
знак моей кончины, смерти моей”. Ну что ж, я их даю тебе, я их
преподношу тебе! Рабы, служанки, пусть сюда доставят еду мою, мои
напитки! Пусть их дадут отважному герою, киче могучих воину, отрасли
людей Кавека, как высший знак его кончины, смерти его, здесь, между
небом и землей!
Раб (говорит):
Да, хорошо, владыка и правитель мой, вот я даю их отважному, киче могучих воину, отрасли людей Кавека!
Два раба приносят низенький столик, уставленный блюдами, и разрисованный кубок.
Ну вот, вкуси попробуй со стола, из кубка этого владыки моего,
правителя Хоб-Тоха, старца, что живет средь стен высоких обширного
дворца, правитель мой, владыка! Вкуси, отважный воин!
Воин киче, насмешливо улыбаясь, ест и пьет, затем идет на середину двора танцевать, после чего возвращается.
В двенадцатый раз говорит воин киче:
Эй, Хоб-Тох, владыка! Разве это - твои питье и пища?
Если так, то ничего хорошего о них сказать нельзя! Здесь нет того, что
нравилось бы мне, моим губам или моим глазам!
И если вы хотите попробовать чего-то действительно приятного - придите
и вкусите
в моих горах, моих долинах! Там отведаете вы прекрасные напитки,
сверкающие, сладкие. Вот что я пробую в моих горах, моих долинах! Итак,
вот что здесь говорит мой голос пред ликом неба, пред лицом земли: так
это стол твой и твой кубок? Нет! Вот кубок, из которого ты пьешь - ведь
это череп моего родителя, череп моего отца я вижу, рассматриваю я! Не
сделают ли также и с головой моею, с черепом моим? Его резьбой украсят,
красками покроют снаружи и внутри! И вот когда придут в твои долины,
горы
мои сыны, дети мои, чтоб торговать пятью мешками пека и пятью мешками
какао с твоими сыновьями и детьми твоими, то скажут сыновья мои и дети:
“Вот голова нашего предка, голова отца нашего!” Так будут повторять об
этом все сыновья мои и дети в память обо мне, пока светиться будет
солнце! [...] Вот кость моей руки, она да будет палочкой, оправленною в
серебро, звучащей, шум: производящей в стенах высоких крепости
обширной, вот кость моей ноги, что превратится в колотушку большого
барабана-тепонастли иль в колотушку малого, и дробь их заставит
задрожать и небеса и землю в стенах высоких крепости обширной. [...]
Вот что мой голос говорит пред небом и землею: “Я попрошу у вас
сверкающую ткань, украшенную золотом, с рисунком тонким, матери твоей
работу, жены твоей работу, чтобы я смог себя украсить ею здесь, среди
стен высоких обширной крепости, здесь, в четырех углах, во всех четырех
крайних точках,
как высший знак моей кончины, моей смерти здесь, под небом, на земле!
В шестой раз говорит владыка Хоб-Тох:
Киче могучий воин, сын людей Кавека! Чего же ты желаешь? Что ты просишь
здесь? Ну, хорошо! Тебе даю я это как высший знак твоей кончины, твоей
смерти здесь, под небом, на земле! Рабы, рабыни, принесите сюда
сверкающую ткань, блистающую золотом, изделье рук владычицы средь этих
стен высоких обширной крепости! И пусть ее дадут ему, герою, храбрецу,
как высший знак его кончины, смерти здесь, между небом и землею!
Говорит раб:
Да! Хорошо, владыка мой, правитель! Я дам сейчас то,
что желает храбрец и воин этот! Вот, могучий воин, украшенная золотом
ткань, что ты желаешь, что ты просишь! На!
Тебе даю ее я, но не будь нескромен и не испорть ее!
Раб передает воину киче кусок сверкающей ткани, которой тот украшает себя.
В тринадцатый раз говорит воин киче:
О барабанщики, о игроки на флейте, начните песню флейт
и барабанов! Звучи напев, то громкий, то чуть слышный, сыграйте ж на
моей тольтекской флейте и на моем тольтекском барабане. Раздайся флейты
звонкий голос, звучи, о барабан киче бесстрашных! Играйте танец
пленника моих родных долин и гор великий танец!
Играйте ж так, чтоб задрожало небо, от звуков чтобы сотряслась земля!
Пусть ваши головы склонятся, когда достигнет солнца топот ног моих,
когда я буду танцевать, рабынями, рабами окруженный, размеренным и
величавым шагом пред ликом неба, пред лицом земли! О барабанщики, о
звонкие флейтисты, да будут с вами небо и земля!
Воин киче танцует один круг посередине двора и подходит к каждому углу, бросая военный клич.
В четырнадцатый раз говорит воин киче:
Ойе! Хоб-Тох, владыка! Я прошу тебя пред ликом неба,
пред лицом земли! То, что ты дал мне, что ты предложил, - я все вернул,
я оставляю все у входа в крепость твою обширную, у входа во дворец
твой! Спрячь и сохрани их в сундуках среди высоких стен дворца большого
своего. Ты согласился удовлетворить мое желанье, мои просьбы пред ликом
неба, пред лицом земли! Я показал их здесь, средь стен высоких дворца
обширного, в четырех углах, во всех четырех краях вселенной, как высший
знак моей кончины,
смерти моей, между небом и землей! Но если верно говорят, что ты богат,
что ты могущественен всем внутри высоких стен дворца, то я прошу: дай
мне и Учуч-Кук, Учуч-Рашон, нефрит прекрасный, ту, что прибыла сюда из
Цам-Кам-Карчака. Рот ее ведь девственен еще, никто не смел еще
коснуться глаз ее. Пусть буду первым я, кто губ ее коснется, первым,
кто лица ее коснется! Пусть мне разрешат протанцевать с ней, мне ее
представить здесь, среди стен высоких обширной крепости, во всех
четырех углах, четырех краях вселенной! И это будет высшим знаком моей
кончины, смерти, здесь,
меж небом и землей! Пусть небо и земля с тобой да будут, о Хоб-Тох,
владыка!
В седьмой раз говорит владыка Хоб-Тох:
Киче могучий, сын людей Кавека! Так вот, что ты желаешь, что ты
просишь? Ну что ж, пускай! Даю я разрешенье твое желанье, твою мольбу
исполнить! Да, здесь находится та, что зовут Учуч-Кук, Учуч-Рашон,
нефрит прекрасный, что прибыла сюда из Цам-Кам-Карчака. Рот девственен
ее еще, никто не смел еще коснуться глаз ее! Но я даю ее тебе, могучий
воин, как высший знак твоей кончины, смерти здесь, перед лицом неба,
пред лицом земли! Рабы, пусть приведут сюда Учуч-Кук, Учуч-Рашон, и
пусть возьмет
ее храбрец и воин этот как высший знак его кончины, смерти, здесь,
перед ликом неба, пред лицом земли!
Рабыня (говорит):
Да! Хорошо, владыка и правитель! Я приведу се сюда для храбреца, героя этого!
Царевну подводят к воину киче.
Киче могучий воин, сын людей Кавека, вот здесь она, тебе даю я предмет
твоих желаний. [...] Но остерегись, не оскорби, не повреди Учуч-Кук,
Учуч-Рашон, будь доволен тем,
что ты ее покажешь и станцуешь с ней средь стен высоких обширного
дворца!
Воин киче приветствует царевну, которая, танцуя перед
ним, удаляется так, чтобы постоянно видеть его лицо; он следует за ней
таким же образом, танцуя и покачиваясь перед ней, колебля и подергивая
покрывало. Так они делают круг по двору под звуки труб; после
возвращаются на место около Хоб-Тоха.
В пятнадцатый раз говорит воин киче:
Хоб-Тох, владыка! Извини меня пред ликом неба, пред
лицом земли! Вот я возвращаю ту,
что дал ты мне, ту, что сопровождала меня! Я показал ее, я танцевал с
ней, лицом к лицу, во всех четырех углах, всех четырех краях вселенной,
здесь, средь зданий дворца огромного. Возьми ее обратно и храни меж
стен высоких своей обширной крепости! Мой голос добавляет: разреши мне
попросить двенадцать храбрых твоих орлов, двенадцать
храбрых ягуаров, которых я встречал и днем и ночью с их оружием, их
стрелами в руках!
Мне разреши их попросить, чтоб мог я позабавиться игрой с могучими и
силой своего щита и острием моей стрелы здесь, в четырех углах, во всех
четырех краях вселенной, средь стен высоких крепости обширной! Пусть
это будет высшим знаком моей кончины, смерти, здесь, меж небом и
землей! С тобой да будут небо и земля, Хоб-Тох, владыка!
В восьмой раз говорит правитель Хоб-Тох:
Киче могучий воин, сын людей Кавека! Итак, вот что
сейчас сказал твой голос пред ликом неба, пред лицом земли: “Мне
разреши, чтоб смог я попросить двенадцать храбрых твоих орлов,
двенадцать храбрых ягуаров”. Что ж, хорошо! Я дам тебе двенадцать
храбрых моих орлов, двенадцать храбрых ягуаров, как ты желаешь, как ты
просишь пред ртом моим, перед моим лицом. Ну что ж, тогда вперед идите,
мои орлы, о ягуары мои, и постарайтесь,
чтоб этот славный воин смог немного позабавиться и острием своей стрелы
и силой своего щита здесь, в четырех углах, во всех четырех краях
вселенной!
Воин киче выходит с воинами-орлами и воинами-ягуарами
и исполняет вместе с ними воинственный танец вокруг двора. Затем они
возвращаются к галерее, где сидят правитель и царевны.
В шестнадцатый раз говорит воин киче:
Хоб-Тох, владыка! Разреши мне пред ликом неба, пред
лицом земли! Ты дал мне, что желал я, что просил: орлов могучих,
храбрых ягуаров. Я позабавился игрой своей стрелы и мощью моего щита в
четырех углах, во всех четырех краях вселенной! Что же, и это - твои
орлы? А это - ягуары твои? Мне нечего сказать о них пред ртом моим,
перед моим лицом! Один из них хоть зрячий, а другие совсем не видят, у
них нет ни клюва орлиного, ни когтей ягуаров! О, если бы могли вы моих
орлов и ягуаров повидать хотя б на миг в моих горах, моих долинах!
Какой прекрасный вид у них, как смотрят они! И как прекрасно сражаются
они зубами и когтями!
В девятый раз говорит повелитель Хоб-Тох:
Киче могучий воин, сын людей Кавека! Мы прекрасно
знаем когти орлов и ягуаров, что
находятся в твоих горах, твоих долинах! Каков же вид, каков же образ
орлов и ягуаров, что находятся в твоих горах, твоих долинах?
В семнадцатый раз говорит воин киче:
Хоб-Тох, владыка, дай соизволенье пред ликом неба,
пред лицом земли! Вот что мой голос говорит последний раз пред ртом
твоим и пред твоим лицом: даруй мне, если можно, время: тринадцать раз
по двадцать светлых дней, тринадцать раз по двадцать ночей, чтобы
сказать последний раз “прощай” моим родным долинам, лику гор моих, где
прожил жизнь я, где бродил в тех четырех углах и в четырех краях
вселенной, чтобы снова я увидел места моей охоты, все места, где отдых
находил себе и пищу...
Никто не отвечает на эти последние слова воина киче.
Тогда, танцуя, он на мгновенье исчезает, а затем, не возвращаясь к
возвышению, на котором сидит правитель, приближается к воинам-орлам и
воинам-ягуарам, находящимся в центре двора вокруг своеобразного
жертвенника.
Воин киче (продолжает, один):
О вы, орлы! И вы, о ягуары! “Он убежал”, наверно вы
сказали! Нет, я не убежал, ушел лишь на мгновенье, чтобы сказать
последнее “прощай” моим родным долинам, лику гор моих, где я охотился,
где пищу добывал я на четырех углах, во всех четырех углах вселенной!
О, услышь меня земля и небо! Не принесли свободы мне и счастья ни
воинская доблесть, ни отвага! Искал пути под небом я бескрайним, искал
дорогу на земле широкой, топча траву и раздвигая ветви в лесу... Но ни
моя решимость, ни отвага мне не помогли... Увы! Услышь меня, о небо и
земля! Неужто здесь я должен умереть, здесь должен кончить жизнь,
здесь, между небом и землей?.. Куда уйдете вы, сокровища мои: и золото,
и серебро мое, и острие стрелы моей могучей, и сила моего щита,
и палица тольтекская, и мой топор тольтекский, и мои гирлянды, и мои
сандальи?
Вернитесь вы в мои родные горы, в мои долины, чтобы сообщить перед
лицом владыки моего, правителя. И вот что скажет правитель и владыка
мой: “Да, слишком долго
мой храбрец и воин находится вдали, охотясь за дичью для моего стола!”
Так говорит владыка и правитель, но пусть он так уже не говорит - ведь
ждут меня лишь смерть и разрушенье здесь, между небом и землей... Увы!
О, помоги мне небо! О, услышь земля! Коль суждено, что должен умереть
я, что должен кончить жизнь здесь, меж землей и небом, то почему не
стать мне этой белкой, вот этой птицей - тем, кто умирает
на ветви дерева для них родного, на милых и родных для них побегах,
там, где они находят пропитанье свое, меж небом и землей? О вы, орлы! И
вы, о ягуары!
Теперь ко мне спокойно подходите, вершите то, что должно совершиться!
Пусть зубы ваши и кривые когти со мной покончат сразу! Ведь я - великий
воин, что пришел сюда
от гор своих, родных моих долин! Да будут с вами небо и земля, о вы,
орлы! И вы, о ягуары!
Воины-орлы и воины-ягуары окружают воина киче и
бросают его на жертвенный камень, чтобы вырвать сердце. Все остальные
образуют общий круг, пьеса заканчивается танцем.
|
